Казачья муза и эхо ГУЛАГа. Александр СИГАЧЁВ

Сценическая поэма

«У Престола Бога, чьё подножье свято,
Праведникам - милость, грешникам – гроза;
С жалобой безмолвной встанут казачата…
И Господь заглянет в детские глаза.

Скажет самый младший: «Нас из пулемёта -
Расстреляли нынче утром на заре».
И всплеснёт руками горестными кто-то -
На высокой белой облачной горе.

Выйдет бледный мальчик и тихонько спросит:
«Братья-казачата, кто обидел вас?»
Человечья жалость прозвенит в вопросе, -
Светом заструится из тоскливых глаз...

Подойдут поближе, в очи ему взглянут -
И узнают сразу. Как же не узнать?
«Был казачьих войск ты славным Атаманом -
В дни, когда в детей нельзя было стрелять».

И заплачут горько-горько казачата -
У Престола Господа, где вокруг всё свято.
Господи, Ты видишь, вместе с нами плачет -
Мученик-Царевич, Атаман Казачий...»

Игорь Тальков

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА В ПОЭМЕ:

Казак

Муза

Эхо ГУЛАГа

Хор узников

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ. РАСКАЗАЧИВАНИЕ ДОНА

ЭХО

Грабарь на стройке коммунизма,

Казак, - с конём в конюшне жил:

За лошадьми уход водил,

И тризны тихо проводил

По Дону – по своей Отчизне!..

Теперь в чертах его лица

Угасли грозные приметы

Непобедимого бойца:

Гроза в очах его угасла,

И не ищите понапрасну -

Следов Донского казака…

Сокрыто всё, осталась только –

Кавалерийская походка…

Наклон казачий головы,

(Носили голову, как львы),

Да крепко сжатая рука, -

Вот слепок, взятый с казака…

Его увидел и мелькнула,

Такая мысль: его глаза…

Казачьи, верно он казак;

Среди покорного здесь люда,

Ни с кем не спутаешь – никак…

Так, знать, оно тому и быть, -

Мне с казаком поговорить;

Ведь на Руси - за просто так,

Навряд, откроется казак…

- Здоров, земляк! Ведь ты казак?

Что брови вскинул, и ресницы

Свои тяжёлые поднял,

Тебя, брат, верно, я признал,

Ты будешь, - из какой станицы?

Какого хутора казак?

Ни с кем не спутаю никак,

Я сам здесь, как и ты сокрылся,

До времени, - как говорится…

Ты кнут в руках зря не верти…

С тобою, брат, нам по пути…

КАЗАК

Почём узнал, что я – казак?

Я даже не кажу глаза,

И вот уж сбрил свои усы,

Теперь уж нам – не до красы…

Ты сам-то – с Дона, или как?..

Сдаётся мне, и ты – казак…   

ЭХО

Так ведь – казак-то казака

Заметит, брат, издалека…

Кавалерийская походка…

Наклон казачий головы,

(Носили голову, так львы),

Да крепко сжатая рука, -

Живой портретец казака…

А сам-то я – из песен Дона…

Со мною, - всюду ты, как дома;

Я знаю: ты всегда мне рад,

Ведь казаку, - казак-то – брат!..

КАЗАК

Да, верно, - братья казаки,

Теперь там скрозь – большевики...

Когда Донцов нас одолели,

Кубыть, совсем уж озверели…

Мы, как могли, Дон защищали,
Но горстка нас. Они едва ли

Не целый мир завербовали,

И навалились все на Дон,

Как дикари – со всех сторон…

Всех казаков порасстреляли,

Детей и женщин выселяли

Зимой - в суровые края,

Им, гибель верную творя…

А вся Донская-то земля

Заселена, кем только зря…

Казачью волю потоптали,

Как при Петре... Большевики

Всех казаков гуртом сгоняли

Из пулемётов расстреляли -

Всех поголовно, без суда…

Такая вот на Дон беда

Пришла, которой - век не знали,

Теперь всех – поминай, как звали…

И всё ж себя не потеряли,

И ждём - им страшного суда…

Прикончим Сатаны балы,

Не мы, так наши же сыны…

Но радость всё же  я лелею, -

Слюбился с музою моею,

Не ради красного словца,

Родятся песни у певца!..

ЭХО

Да, брат-казак, и я не чаю,

Что со свободой повстречаюсь!

Я верю, что наверняка,

Восстанет Правда казака!..

Давай же выпьем, брат-казак,

В останий раз - на расставанье,

Чтоб не от горя только пьяным,

Бывать, где скрозь – врагов штыки,

Да на полях -  одни бурьяны…

МУЗА

Потомок Ариев – казак,

Пусть ты сокрыт ещё от взора,

Года гонений и позора

Пройдут, взыскующий свой взгляд

Взметнёшь на авторов разора

Святых землиц тихого Дона,

Ты призовёшь их всех за это

И их приспешников - к ответу…

Все, обвинённые тобой,

Стихами станут в ровный строй…

И здесь скажу не в назиданье,

Но в дань казачьему страданью, -

Сполна должны искуплены

Казачьи муки. Чтоб вины

Не проглядели б, не забыли…

По злодеяниям  судили б,

И чтоб ни капли снисхожденья

Не пролилось за просто так,

Сполна верни им долг, казак!

За всю неволю лагерей,

За слёзы наших матерей!..

Ведь, Лейба Троцкий-то - стремился,

Чтоб ели матери детей…

Что ж, - это  казаку забыть?

Позволить вновь им повторить

Всё это? Нет, тому не быть!

Должно - волкам - по-волчьи выть…

А на Дону – казакам быть!

Дано нам Богом - Дон любить!

И вольными орлами быть!..

Нам старых песен не забыть,

И новых, - дай нам Бог сложить!

КАЗАК

Казачьей музы скорбен путь:

Знавала пытки на допросах,

В такой грязи валяли – жуть...

Вампиры правили допросы, -

В залитых кровью казематах,

Все жилы вырывали брату…

Оставшихся в живых,  -  в вагоны -

Прикладом в спины трамбовали,

По долгим перегонам гнали, -

На Север, в тундру и в тайгу,

Штыками в лагеря сгоняли,

И замерзать там оставляли -

В мороз, раздетых, на снегу…

Немногим выдали бушлаты

И предрассветною порой –

Со всеми муза стала в строй

Ужасных, каторжных собраний, -

С названьем - стройки коммунизма,

Ударники социализма

Тяжёлый молот поднимали,

Пилили, землю ковыряли,

И в крик, дубинушку орали!..

А ночь настанет, то в палатках,

Тряслись родимцы в лихорадках…

Но музу это не сломало,

Писала, где и чем попало,

И тайно ночью чтила бденье,

Всё – ради строчки, ради пенья…

И не было цены писанью,

Какой почтить в неволе данью?

Всё ж велика ты страсть к писанью,

И не пропала песня даром, -

Почтим же братья, песни с жаром!..

МУЗА

Так мы споём, мои друзья,

Хоть авторов не знаю я.

В безвестности погребены –

Казачьи Божии сыны…

ХОР УЗНИКОВ (Исполняют лагерные песни.)

Тюремный ноктюрн

Ночь сошла, но не хочется лечь.
Побеседовать, что ли, с собой?

Или сон моих милых стеречь?

Тишина, лишь сверчок за стеной…

Русской печи певец-соловей,

Наслаждается песней своей!

Вдохновенно пирует Луна

На космическом празднике звёзд.

Опьянённой душе не до сна:

Чует творчество сказочный рост.

Пой же, русской печи, соловей,

Я тобой очарован и нем!

Я тобой очарован, певец,

Ты случайно ль со мной взаперти?

Или волей благою небес,

Нам с тобою здесь пристань найти! -

В дни изгнанья спокойный очаг,
Словно в бурю желанный маяк.

  

Тишина, лишь сверчок за стеной…

Русской печи певец-соловей,

Наслаждается песней своей!

Ночь сошла, но не хочется лечь.
Побеседовать, что ли, с собой?

Или сон моих милых стеречь?

Весна

Дымкой стелется весна,

Ветер ветку долу клонит.

Капли солнца на ладони

Сыплет звонкая волна.

Пахнет хлебом и землёй,

Прилетевший ветер вешний.

Речка, небо, лес прибрежный –

Всё укрылось синевой.

Ты дорогу перешла, -

Синь из вёдер расплескалась.

Не одна весна промчалась.

Не последняя пришла.

Капли солнца на ладони

Сыплет звонкая волна.

Дымкой стелется весна,

Ветер ветку долу клонит.

Музе

Глухая ночь и ветер октября

Шумит в лесу опавшею листвою.

Побудь со мной, ведь далеко заря.

Побудь со мной, побудь ещё со мною…

Уж двадцать лет встречаюсь я с тобой,

Всё также ты нежна и молода.

И полон взор лазурью голубою,

Побудь со мной, побудь ещё со мною…

Я ждал тебя, как в юные года,

Готовил пир, чтоб пировать с тобою…

Смотри – благоухает резеда –

Побудь со мной, побудь ещё со мною…

Побудь ещё, чтобы ушли с позором

Враги, что долго разлучали нас.

Давай мечтать/, внимая горним хорам,

Продлим ещё свиданья сладкий час.

Побудь со мной, ведь далеко заря.

Побудь со мной, побудь ещё со мною…

Глухая ночь и ветер октября

Шумит в лесу опавшею листвою.

Два раза люди не живут

Везли, везли и завезли -

На самый, самый край земли.

Тут ночь тиха, тут степь глуха,

Здесь ни людей, ни петуха…

Здесь дни проходят без вестей:

Один - пустой, другой – пустей,

А третий – словно чёрный пруд,

Где даже жабы не живут.

Когда мы в карцере сидели?

Когда поджечь его сумели?

Когда? Когда? Когда? Когда?

О, бесконечные года! –

Мы все лежали у стены –

Бойцы неведомой войны,

И были ружья всей страны

На нас тогда наведены.

Обратно реки не текут,

Два раза люди не живут;

Но суд бывает сотни раз!

И вот вам наш казачий сказ,

Про этот справедливый суд, -

Два раза люди не живут…

Декабрь

Замёрзли реки, скованы леса.

Темно и зябко под любою кровлей.

На сотни вёрст – сугробы, как надгробья,

И слишком поздно верить в чудеса.

А ночи, хуже прежнего, темны,

И вот меня под медленной метелью,

Опять  одолевает, как похмелье,

Тяжёлое сознание вины.

Суд над собой мы не свершаем зря.

И тут уж ни амнистий, ни поблажки…

Табак докурен. Сухо в старой фляжке,

Вторая половина декабря.

На сотни вёрст – сугробы, как надгробья,

И слишком поздно верить в чудеса.

Замёрзли руки, смёрзлись волоса.

И душно мне, свеча у изголовья…

Уходит ровесник

Опомнись, останься, помедли хотя бы на кромке,

Земля, помоги, - ты навек в неоплатном долгу!..

Уходит ровесник, достойно уходит, негромко,

Уходит ровесник, а я удержать не могу.

Оттуда не будет ни звука, ни строчки, ни вести,

Там просто нигде, никогда, ни в аду, ни в раю…

И, если по правде, то лучше бы всё-таки вместе,

Как шли по Земле, как равненье держали в строю.

Мы шли под штыками, но не было в душах смиренья,

Мы были слепые, мы видели свет впереди…

Уходит ровесник. Уходит моё поколенье,

Могучие руки, устало скрестив на груди.

Кому передам на хранение воспоминанья –

Возьмите, прохожий, поскольку я утром умру.

А розовый конь, всё проносится гулкою ранью,

А синий платочек трепещет флажком на ветру…

ПЕСНЬ ВТОРАЯ. РАСПЯТИЕ ВСЕЯ РУСИ

ЭХО

Край далёкий. Смерть и горе;

Стонет Тихий океан…

Пеной волн седого моря -

Причастился Магадан…

Кровь невинных заключённых

С мёрзлой смешана землёй…

В сотни вёрст кругом, лишь зоны, -

Вышки, вышки и конвой…

Говорили - город будет,

Говорили – саду цвесть,

Дивные здесь жили люди,

Сколько их? – теперь не счесть…

Сколько лет здесь будет страшных?

И не силься угадать…

Дни сегодня - из вчерашних –

Тянешь ты, Россия-мать?..

Пеной волн седого моря -

Причастился Магадан…

Край далёкий. Смерть и горе;

Стонет Тихий океан…

МУЗА

На кресте тебя, Русь, распяли,

И твой голос певучий затих;

Только ветры полынью печали

Прозвенели в просторах ржаных…

И от Ильменя до Рязани,

От Байкала до стен Кремля –

Захлебнулась ты в красном тумане

Чернозёмно-ржаная земля.

И с тех пор непрогляднее ночи

Стала жизнь, нам чужда и горька,

И твоею рукой, рабочий,

Водит чья-то чужая рука…

Потому и в глазах невесёлых –

Только жгучее пламя тоски,

И везде – в городах и в сёлах

От «свободы» идут в кабаки…

Только ветры полынью печали

Прозвенели в просторах ржаных…

На кресте Тебя, Русь, распяли,

И твой голос певучий затих;

КАЗАК

Слава Богу, что мы – казаки!

Быть рабами, вовек не согласны;

Мы от Тихого Дона-реки –

Получили на волю причастье…

Край любимый - у Дона-реки,

Нет прекраснее края на свете.

Слава Богу, что мы – казаки! –

Солнца ярого Арии-дети.

Жить на воле у вольной реки

Нам никто запретить не посмеет.

Слава Богу, что мы – казаки!

Наше знамя свободное реет.

Мы от Тихого Дона-реки –

Получили на волю причастье…

Слава Богу, что мы – казаки!

Быть рабами - вовек не согласны;

МУЗА

Так мы споём, мои друзья,

Пусть авторов не знаем.

В безвестности погребены –

Руси распятые сыны…

ХОР УЗНИКОВ (Исполняют лагерные песни).

Царевна Несмеяна

В синий час из тусклого тумана

За стальной решёткою окна,

Мне в глаза взглянула Несмеяна, -

Севера царевна и весна.

Ельник, мох, слезинки в светлом взоре,

Цепкий дым, тревожный ритм колёс…

- Проходи, не мешкай в коридоре! –

Конвоир угрюмо произнёс.

И опять мучительно и жутко

В тесной клетке, где ни лечь, ни встать,

Тянуться пути седьмые сутки,

Тысяч вёрст какая-то верста.

К полудню стал, глухо замер поезд.

На часы пустая тишина

Задавила слух, в квадрате кроясь,

Глазу не доступного окна.

Шелест, шорох капель неустанный,

Терпкий хмель берёзок и хвои, -

Да, бледны и грустны, Несмеяна,

Царские владения твои!

Мне в глаза взглянула Несмеяна, -

Севера царевна и весна.

В синий час из тусклого тумана

За стальной решёткою окна.

Ясен мой путь

Сердце болит… О, как сердце болит!

Как воспалившаяся ножевая

Тайная рана, не переставая,

Сердце болит…

Люди, скажите, зачем – и кому –

Это страданье великое нужно?

Окна в решётках и каменный ужас

Камеры… Непостижимо уму!

Не оттого ли, что были всегда

Авеля дети и Каина дети,

Ложь и насилье были на свете,

Боль и бессильие, зло и вражда?

Каина дети, я вас узнаю,

Рыцари братоубийственной злобы,

Жизнь на планете растлившие, чтобы

Мир переделать во славу свою!

Ясен ответ. Но и ясен мой путь:

Сердце моё из винтовки прострелят.

Милая, плачь в одинокой постели! –

Ясен мой путь. Ясен мой путь…

Чёрное озеро

У ног Кремля, у самых стен,

Как ад, прикрытый плащаницей,

В безмолвной, чёрной пустоте

Смежило озеро ресницы.

Отталый лёд, как мёртвый крик,

Ушедший в каменные кручи,

И ночь густая до зари

Сжимает тяжкой тьмою тучи.

Не чёрт ли сброшенным плащом

Покрыл и озеро и небо;

Не бред ли правит свой расчёт –

Легенд таинственную небыль.

Вот-вот у кованых ворот

Склонив точёно-острый профиль,

Скривив красноармейский рот,

Вслед захохочет Мефистофель.

И, приоткрыв тяжёлый том,

В страницы жёлтые начертит,

Что ночь на озере Святом

Купили водяные черти.

Вот-вот из узкого окна -

На плесень застонавшей башни,

Следят два лысых колдуна

Для чернокнижных, вещих шашней.

И Кремль, и озеро молчат,

Холодный ветер вьёт и кружит,

А в озере и вой волчат,

И блеск ненайденных жемчужин.

Гулять бы густыми лугами

Гулять бы густыми лугами

В весенней предутренней мгле.

Ходить бы босыми ногами

По ласковой тёплой земле.

Зажечься бы лентою алой,

Как зори, на ранней заре,

Качаться былинкою малой

В холодном речной серебре.

Взвиваться бы резвою пташкой

В широких и вольных полях,

Расти полевою ромашкой

На тонких зелёных стеблях.

Быть птицей, растением, рыбой
Иль там, на распутьях земли, -

Лежать бы коснеющей глыбой

В докучной дорожной пыли…

Со стынущей далью заката

На красных снегах догореть…

И так без конца, без возврата,

Совсем, навсегда умереть. 

Есть две страны. Николай Клюев

Есть две страны: одна – Больницы,

Другая – Кладбище, меж них

Печальных сосен вереница,

Угрюмых пихт и верб седых!

Блуждая пасмурной опушкой,

Я обронил свою клюку,

И заунывною кукушкой

Стучусь в окно гробовщику:

«Ку-ку! Откройте двери, люди!»

«Будь проклят, полуночный пёс!»

Куда ты в глиняном сосуде

Несёшь зарю апрельских роз?!

…………………………………..

«Приди, дитя моё, приди!» -

Запела лютня неземная,

И сердце птичкой из груди

Перепорхнула в кущи рая.

И первой песенкой моей,

Где брачной чашею лилея,

Была: «Люблю тебя, Расея,

Страна гречишных озимей!»

И ангел вторил: «бУди, бУди!

Благословен родной овсень!

Его, как розаны в сосуде,

Блюдёт Христос на Оный День!»

Колымский прииск «Партизан».

Здесь всё в режиме, по команде,

И туалет, и мордобой,

Глоток воды, черпак баланды,

Поверка, обыск и отбой.

По утверждённому расчёту

Здесь мало кормят, много бьют.

И даже сон с холодным потом

По скудной норме выдают.

Скрипят трёхъярусные нары

Из суковатых горбылей.

Матрацев нет, а одеяла –

Куски рогожи от кулей…

Храпят трудяги до рассвета,

И видят чудный сон во мгле.

Что, наконец, на белом свете

Воскресла Правда на Земле…

С рассветом, всем, под вой сирены,

Подъём и выход – в пять минут.

Кто опоздал к разводу смены,

Тех ожидает страшный суд.

Их волокут в сизо штрафроты

На ограниченный паёк,

С неограниченной работой -

Из-под замка и на замок,

Где путь до морга недалёк.

* * *

Все холодные дни короткие,

Шаги дорогою звенят.

Торчит из снега жёсткой щёткою

Незанесённая стерня…

И степь кругом, и сопки синие,

И снеговые облака…

Барак, затерянный в пустыне,

Блатные песни и тоска.

А ночь темна, как глубь бездонная,

И в сердце остриё копья…

Лежат на нарах люди сонные

Под грудой грязного тряпья.

И что им снится, что им бредится

В тяжёлом, беспокойном сне?

Повисла низкая Медведица

В морозом тронутом окне.

А тишина необычайная,

И лампа теплится едва.

Чтоб выразить своё отчаянье –

Какие мне найти слова?

Голгофский путь

Тюрьма, как склеп. Не молчаливый гроб ли?

Но знаю я под тяжестью креста,

Что в мире есть и мужество, и доблесть,

И молодость, и страсть, и красота…

Там, за окном  - грачиный крик весёлый,

Горит закат, овеянный весной…

Ты знаешь всё. Голгофский путь был долог.

Одень меня Своею тишиной.

Так тих закат, как будто в небе ясном

Горит свеча Страстного четверга…

Прости меня. Мой путь страстной и страстный.

Открой душе иные берега.

Да, в мире есть и мужество, и доблесть,

И молодость, и страсть, и красота…

Тюрьма, как склеп. Не молчаливый гроб ли?

Заказан путь мне с тяжестью креста.

Ванинский порт

Я помню тот Ванинский порт

И вид пароходов угрюмый.

Как шли мы по трапу на борт,

В холодные мрачные трюмы.

На море спускался туман.

Ревела стихия морская.

Лежал впереди Магадан –

Столица Колымского края.

Не песня, а жалобный крик

Из каждой груди вырывался.

«Прощай навсегда материк!» -

Хрипел пароход, надрывался.

От качки стонала зэка,

Обнявшись, как родные братья.

И только порой с языка

Срывались глухие проклятья:

- Будь проклята ты, Колыма,

Что названа чУдной планетой.

Сойдёшь поневоле с ума –

Отсюда возврата уж нету.

Пятьсот километров – тайга.

Где нет ни жилья, ни селений,

Машины не ходят туда,

Бредут, спотыкаясь, олени.

Там смерть подружилась с цингой.

Набиты битком лазареты.

Напрасно уж этой весной

Я жду от любимой ответа.

Прощай, моя мать и жена!

Прощайте вы, милые дети.

Знать горькую чашу до дна

Досталось мне выпить на свете!

Путь России

Россия, о, где ты, Россия?

Пусть ночью кричит вороньё…

Во мраке пути роковые

Таят воскресенье твоё.

Пусть дом твой врагами разрушен,

Твои сожжены города,

Живую бессмертную душу

Не смогут убить никогда.

И сердце предчувствием новым

Звенит, замирая в груди,

Что путь твой не кончен суровый,

Что слава твоя впереди!..

Во мраке пути роковые

Таят воскресенье твоё.

Россия, Россия, Россия! -

Воскресшее царство моё!..

Бесовщина

О жизни и муке,

Ушедших в расход,

Витийствуют внуки –

Весёлый народ!

Шуруйте, ребята,

На наших костях,

На наших костях,

На своих скоростях.

Спасибо, поскольку -

Уловлено ловко:

У нас – перековка,

У вас – перестройка.

Где наша баланда,

Там ваша баллада,

Стихами, охаяв,

Своих вертухаев.

Колымская трасса -

Печора и Бам…

Аншлаги над кассой –

Поёт Розембаум.

Где наши зэ-ка –

У вас – му-зы-ка,

И в рифму на «лагерь» -

О лагере – шлягер.

За буковку – рублик,

А мы-то, бывало, -

Четырнадцать кубиков

Лесоповала.

Шаг вправо, шаг влево,

Собаки, стрелки, -

Для вопля припевка,

Для храпа строки.

Где каждое слово

Душе поперёк…

Неужто нам снова

Добавили срок?

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ. ВОСКРЕСЕНИЕ

ЭХО (Разуму)

1.

Мой бедный шут, мой поводырь слепой,

Мы подошли к вратам последней тайны,

А Ты кричишь и тешишься игрой,

Как в первый час Зари моей случайной.

Но час Зари сгорел в дыханье Дня,

И День ушёл по облачным карнизам.

Ты не узнал творящего огня

И не коснулся края светлой ризы.

И в нашем храме жертвенник угас,

Поднялся дым и серые туманы.

И ты в бреду пустился в дикий пляс,

Закрыл алтарь и опьянел обманом.

Дрожа, надел узорчатый колпак,

А мне – венец с кровавыми зубцами.

И пел, смеясь, что весел только мрак,

Кривил лицо и звякал бубенцами.

2.

От боли в сад, где скрылся вечный День,

Моя душа лучом от нас умчалась,

И я, как прах, а Ты – кривая тень,

В туманах лжи, злословья, закачалась,

Мы прежнее сожгли и убежали прочь -

В кричащий путь искать иные храмы.

За нами вслед плыла глухая ночь,

Свивая небо пухлыми руками.

Во чреве Ночи корчился набат.

Дышали вихрями всклокоченные Грозы,

Разинув пасть, рычал чугунный Гад,

Глотая звёзд спадающие гроздья.

Тянулись ввысь обозами гроба,

Из саванов глазели мёртвых лица.

Оскалив рты, кивали черепа,

И с чёрным карканьем носились птицы.

Но твой колпак струил всё тот же звон,

И страшных тайн ты в пляске не заметил,

Провёл меня по странам всех времён,

И каждый шаг огнём и кровью метил.

Ворвался в храм с гремушкой небылиц,

Где вечность держит солнечную чашу

И мёдом жизни поит райских птиц,

И бросил яд, чтоб вечность стала краше.

«Я – Бог богов», в безумье начертал

На свитке времени, печаль свою лелея,

Мою любовь, как ненависть развеял,

Дробил миры и червем уползал.

И вновь бежал, ныряя в тине мглы,

На красный дым вселенской печи,

Где духи мук сжигают лик земли,

И новый крест мне взваливал на плечи.

3. 

Мой бедный Шут, кончай свой дикий пляс,

Кончай игру холодными огнями,

Мы всё прошли. И вот последний час

Звенит в замках тяжёлыми ключами.

Стонала дважды судная труба,

Наш путь крестом встаёт в плавучем мраке.

Из тайных врат глядит на нас Судьба,

И луч Души на камнях чертит знаки.

Врата скрипят. Несётся бледный Конь.

Мы в жёлтом пламени последнего порога.

Молись, мой Шут, снимай свой балахон

И жги колпак за скорби в жертву Богу.

МУЗА

Ой, пора тебе на волю, песня русская,

Благовестная, победная, раздольная.

Погородная, посельная, попольная,

Непогодою, невзгодою повитая.

Во крови, в слезах крещёная-омытая!

Ох, пора тебе на волю, песня русская!

Не сама собой ты спелося-сложилося:

С пустырей тебя намыло снегом-дождичком,

Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,

Намело тебя с сырых могил метелицей.

Ой, пора тебе на волю, песня русская,

Благовестная, победная, раздольная.

* * *

Гей, славяне, все мы дети

Матери единой,

Запевайте дружно, братья,

Наш напев старинный.

Жив он, жив он, - дух славянский,

Светлый дух народа.

Наше знамя – честь и, правда,

Наш призыв – свобода!

За отчизну, за свободу

Мы сражались смело;

Мы вставали брат за брата,

За святое дело.

Жив он, жив он, - дух славянский,

Вольный и могучий.

Наше солнце не закроют

Никакие тучи!

Мы протянем руку братьям -

Через горы, реки.

Наша дружба нерушима

Будет жить вовеки.

Жив он, жив он, – дух славянский,

Дух народной чести.

Никогда нас враг не сломит,

Если будем вместе!..

КАЗАК

Светит месяц, а он всё с вечера,

А он всё с вечера…

Ой, да, с вечера он да с синего,

Ой, да, до белой зари.

Ой, белая зорюшка. Она занималась,

Ой, да занималася.

Занималась она, да исстухалась,

Ой, исстухалася…

Вот, а мне, казаку, да мне всюю ночь,

Ой, да всюю ночь не спать.

Ой, не спать, не спать, -

А из плена бежать.

Вот бежит конь мой, а он всё спотыкается,

Ой, всё спотыкается.

Ой, да спотыкается,

Назад оглядается.

Вот гонят, гонят за мной неприятели,

Ой, да неприятели.

Вот и подгоняют они к быстрой реке,

Ой, да к быстрой реке.

Быстра речка – она-то широка,

Ой, да всё широкая, а и глубокая.

Вот и закричал я, а я - громким голосом,

Ой, да громким голосом.

Ой, да, перевозчик, а ты, перевозчик, -

Ой, перевези меня домой…

Вот перевези меня за Дон ты, домой,

Ой, перевези домой!..

***

Я не выдержал неволи,

Клетку тёмную разбил,

Словно конь в широком поле,

Вновь на землю я ступил.

Ух! Как я взмахну крылами,

Словно сокол, полечу,

Землю вместе с небесами

Я в объятья заключу.

Не по мне темницы мерка –

Мне тюрьма сжимает грудь.

Как в неволе вольный беркут,

Я не мог крылом взмахнуть.

Без предела и без края,

С табунами и с людьми

Степь свободная, родная,

Ты к груди меня прижми.

Ух! Помчусь я, ух, начну я -

Степь копытами толочь,

Степь дневную и ночную, -

Буду мчаться день и ночь!

Воздух воли! До отказа

Надышусь им по утру.

Ух! Глубоким вздохом сразу

Воздух весь в себя вберу!..

* * *

Казак, взирай на вожаков по праву,

Очами не раба – узри свою Державу!

В веках ты сотрясал тиранов трон!

Казачий вольный круг для нас закон!

Казачий круг и суд казачьей чести, -

Так вольный дух мы создадим все вместе!

Лишь только вольным честь – о Родине судить,

А рабский дух - пришло искоренить…

Мне здесь любезно жить, при тишине свободной,

Дух Дона тихого здесь гений благородный,

Здесь не унизимся нерабскою душой,

Несмутное пора восстановить нам время,

Прошло безвременье, пора нам – ногу в стремя!..

Разгорячим степного дончака, -

Свободу Дону на века!..

Да здравствует свобода казака!..

Да здравствует свободный ум и право!

Великой нашей вольницы-державы.

* * *

Под Новочеркасском, на лугу зелёном,

На лугу широком, у родной реки,

Ярко развиваются русские знамёна:

Едут, собираются в лагерь казаки!

Эй, коней, коней - напоим мы водой,

Казаки готовы к бою, если будет бой!..

Казаки усатые, казаки безусые,

Эй, да развесёлые казаки-донцы!

На виски удалого - льются кудри русые, -

Соколы степные Дона удальцы!

Эй, коней, коней напоим мы водой,

Казаки готовы к бою, если будет бой!..

Под Новочеркасском песни боевые.

До огня отточены - остриё клинков.

Казаки лихие, кони вороные

Разнесут по ветру, даже тень врагов!..

Эй, коней, коней напоим мы водой,

Казаки готовы к бою, если будет бой!..

ЭХО

Как налаживал гусли гусляр молодой,

Для избочин – брал явор зелёный,

Звонких струн наковал он могутной рукой,

Для колков дуб строгал прокалённый.

Вышли гусли на славу, поют соловьём,

Зарокочут, аж сердце взыграет,

И слезами зальётся, а спросишь – о чём?

Что ответить, они и не знают…

То не кованый ковш о братину стучит,

То не жемчуга сыплются груды,

То не ветер гулливый травой шелестит, -

Запевают, поют самогуды!

Уж не водит рукою по струнам гусляр,

Гусли сами свой сказ зачинают:

Про крещёную Русь, про князей и бояр, -

Самогуды про всё распевают!..

КАЗАК

То не ветер по полю гуляя, -

По дороге пыль метёт, -

Это наша удалая,

Удалая конница идёт.

Наши кони, кони боевые,

Закусили удила;

Бить врага нам не впервые,

Были, будут славные дела!

Припев:

 Нас не трогай – мы не тронем.

А затронешь – спуску не дадим!

И в воде мы не утоним,

И в огне мы не сгорим!

Если в нашу сторону степную

Нам придётся завернуть, -

Поцелуем мать родную, -

А на завтра снова в дальний путь!

Мы с врагами драться не устанем!

Ну-ка, песенник, вперёд!

Запевай, а мы подтянем,

Степь родная с нами запоёт!

Припев:

 Нас не трогай – мы не тронем.

А затронешь – спуску не дадим!

И в воде мы не утоним,

И в огне мы не сгорим!

ЭХО

Ласточки вернулись из краёв далёких

По дорогам длинным, по путям незримым.

Прилетели птицы – стаей песен лёгких, -

С синевой рассвета и туманом дымным…

Вот уж, как вернулись, сразу поселились

На родимых крышах и весь день мелькали:

Ах, родные гнёзда наши развалились!

Ах, родные гнёзда, мы не отыскали!..

Ах, как нам тревожно - в небушке просторном,

Где наши уюты гнёзд нерукотворных?!

Прутики находим, глину и травинки, -

Целый день мы носим – старые былинки…

Гнёздышки свиваем, полные веселья,

Дружно напеваем: скоро новоселье!..

Ах, уж мы вернулись, вестники апреля, -

На родную землю, где поют капели!

*  *  *

Что за песни, что за песни

Распевает наша Русь!

Уж, как хочешь, брат, хоть тресни, -

Так не спеть тебе, француз!

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

Как затянет, как зальётся

Православный наш народ,

Ведь откуда что берётся,

Прямо к сердцу, так и льнёт.

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

Как споёт про тёмну ночку

И про белые снега,

Про купеческую дочку,

Про шелковые луга…

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

Как споёт про сине море,

Иль про матушку-реку,

Про кручинушку и горе,

Про сердечную тоску.

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

Да, как гаркнет: «Эй, калина,

Не шуми, дремучий бор!..»

Чуешь Руси – исполина

И раздолье, и простор!

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

Русь и в песне-то могуча,

Широка и глубока,

И свободна, и гремуча,

И привольна, и звонка!

Золотые, удалые, не немецкие!

Наши русские живые – молодецкие! Молодецкие!

МУЗА

Так мы споём, мои друзья,

Пусть авторов не знаем.

В безвестности погребены –

Руси распятые сыны…

ХОР УЗНИКОВ (Исполняют лагерные песни).

Птица души

Птица души безутешной заперта в клетке…

Ей и не снятся отныне вольные ветки.

Это не райские кущи  – злая темница…

Я не могу веселиться, щёлкать, как птица.

Красные эти закаты кровью налиты.

Мутные эти рассветы вонью пробиты.

Нет соловьёв – замолчали в пекле раздора.

Горы огромного роста – всё без разбора.

Край мой родимый слезами снова омою.

Кровь эту слизывать буду с нежностью злою…

О, никому не поведать, как я тоскую,

Как иссушают печали душу людскую!

Мне бы сломать эту клетку – прянуть из круга,

Чтобы догнать в поднебесье милого друга!

* * *

О, моя беспечальная, безоглядная Русь!

Про дорогу кандальную рассказать не берусь…

Так уж было положено, ни за что нас губили.

Но не можем, не можем мы, чтоб о нас позабыли!

Нас этапами пешими, эшелонами длинными

Гнали в дали кромешные, разлучали с любимыми.

До кровавого пота мы день и ночь, чуть не до свету

Безотказно работали, ели пайку не досыта.

Нас потоком зловещим настигала пурга,

Как ненужные вещи, заметали снега…

В безымянных могилах мы окончили век…

Кто забыть о нас  в силах, если он – человек?

Так уж было положено, ни за что нас губили.

Но не можем, не можем мы, чтоб о нас позабыли!

О, моя беспечальная, безоглядная Русь!

Про дорогу кандальную рассказать не берусь…

* * *

Прошлой ночью знобко пела вьюга,

Снег сковал густую зелень елей.

Поутру пришла моя подруга,

Принесла венок из имморелей.

Вся в снегу железная решётка,

Вся в снегу встречает солнце утра,

На морозе ласково и чётко

Расцветают краски перламутра.

Ты с креста стряхнула лёгкий иней,

И венок к распятью прикрепила.

Зацвела над снежною пустыней,

И вдохнула тихая могила.

Уходя, ты крест поцеловала…

Миг свиданья беден был и краток,

Но на влажном зеркале металла

Детских губ остался отпечаток.

* * *

Горький запах осеннего тленья,

Крик пичуги в густеющей мгле.

Опускаюсь в тоске на колени,

Припадаю губами  к земле.

Старый явор ветрами залистан,

Лунный отсвет окутал жнивьё,

О, моя долгожданная пристань!

Боль моя и спасенье моё.

В этом, пахнущим травами, храме,

Что обрёл я на долгом пути,

Всеми-всеми своими корнями

Мою душу опять оплести.

Что судил я о жизни невчуже,

Дай омыться от злобы и лжи.

Дни мои, словно россыпь жемчужин,

Нитью новой надежды свяжи.

Пусть душа постепенно оттает.

Пусть забудет о горе и зле.

Росы падают. Тихо, светает…

Припадаю губами к земле.

* * *

Сегодня и в моё оконце

Весна прислала мне привет,

Хотя чернеет против солнца

В окне решётки силуэт.

Не для меня очарованье

Весны красот, её чудес,

И птичий гам, и щебетанье,

И даль прозрачная небес.

Травы весенней в поле всходы,

И буйный вешних вод поток,

И пряный, пахнущий свободой,

Весенний, тёплый ветерок.

Не нужно, нет! Уж лучше снова

Туда, где между стен сырых

Весеннего не слышно зова,

Небес не видно голубых.

К чему свободы голос властный,

Коль недоступна мне она?

Уйди, молю тебя, весна,

И не буди мечты напрасной.

Зачем ты вновь на волю манишь?

Ведь ты опять меня обманешь!

Ты к жизни новой и свободной

Манишь надеждою бесплодной,

Суля мне счастье впереди,

Когда я стал больным и хилым.

Когда мне жизнь сама постыла…

Уйди, обманщица, уйди!

Полярные цветы

Без остановки мчится скорый

По тверди вечной мерзлоты,

А за окошком на угоре

Цветут полярные цветы.

К земле неласковой прижались,

Дрожат от рокота колёс.

Когда-то нам они казались

Прекрасней самых лучших роз.

Мы их дыханьем согревали,

На миг, забывши про беду,

Когда на горном перевале

Возили тачками руду.

Мы их несли с собой в бараки,

Поили жёсткою водой.

А ночью сытые собаки

Перекликались за стеной.

…Ах, поезд, поезд, поезд скорый,

Постой, хоть несколько минут,

Дай посмотреть, как на угоре

Цветы полярные цветут!

* * *

Годы, годы, как вихри летят,

Обгоняя усталые тройки…

Не вчера ль говорил: - «Двадцать пять»,

А теперь уже, боже мой, сколько!

Не вчера ль я смеялся и пел,

И шутил над чужою печалью?

Не вчера ль я сжигал, что имел,

И любил, что сжигал - не вчера ли?

Да, вчера! На другом берегу -

Расцветала кудрявая юность!

И увидел глаза я вчера…

(Опустил в них я детскую юность.)

И вчера… и вчера… и вчера…

До рассвета, - и всё ещё малость!

Да, вчера я встречал Новый год,

Поздравленья друзей с Новым годом…

Всё ушло, словно тронулся лёд,

Будто радость ушла с ледоходом!

Всё ушло, - только ты, как вчера,

Только ты, как вчера, дорогая,

Коротаешь со мной вечера

Да мигает луна, догорая.

* * *

Широко простёрта над полями

Синяя, сверкающая высь…

- Небо, ведь одно над всеми нами –

Тише, сердце, тише, не сердись…

Всё прошло - и молодость, и вера –

Многие пути оборвались…

- Но, ведь всех судили высшей мерой –

Тише, сердце, тише, не сердись…

Ни одно окно не улыбнётся,

Ни одно не скажет – «оглянись!»

- Но и боль ведь тоже не проснётся -

Тише, сердце, тише, не сердись!..

Для других - бездонна и богата

Звёздная, сверкающая высь…

- Но орлы и мёртвые – крылаты…

Тише, сердце, тише, не сердись!..

* * *

Песнь журавлей уже пропета,

Тускнеет летняя заря,

И распустило бабье лето

Дым паутины сентября.

Упругий ветер поле чистит,

Покрылся ряской синий пруд,

И золотые рыбки – листья

В прозрачном воздухе плывут.

Песнь умирающего лета!

Тебя не первый я пою,

Но за чертой суровой меты,

Перечеркнувшей жизнь мою –

Твои все образы простые:

Багряный сад и синий пруд,

И вихри листьев золотые

Со мной лишь в памяти живут.

Здесь о последней жатве хлеба,

Про грусть темнеющей земли

Мне прокричали только с неба

В прощальной песне журавли.

И шумом крыльев над оградой

Опять напомнил перелёт,

Что это лето листопадом

Не на моих руках умрёт.

* * *

Я за собой не чувствую вины,

Но пятый год я в лагере страдаю,

И вы по-человечески должны

Понять меня: я жертва волчьей стаи.

Я не убийца, не бандит, не вор,

Не диверсант, наёмник Уолл-стрита, -

Я просто всем ханжам наперекор

О том, что думал, говорил открыто.

Я верил в светлый путь моей страны,

Сражался честно за её свободу,

Я брошен в лагерь за любовь к народу

И за собой не чувствую вины!

Я думал – это псы сторожевые,

Что службу добросовестно несут,

А это волки впились в плоть России

И кровь её безжалостно сосут.

Коль я виновен, в чём перед народом.

Да будет он один моим судьёй,

Моей надеждой и моей судьбой, -

Ему вручаю я свою свободу!

* * *

Мне хочется крикнуть: снимите, сбросьте

С матери Родины чёрный покров.

За что ей в тюрьмах ломаете кости,

Давите гнётом цепей и оков?!

Кто это льёт там слёзы о Греции?

Кто там с шампанским вопит о мире?

Пустите и нас на солнце погреться,

Дайте нам тоже волну в эфире.

Нас сотни тысяч, здоровых и юных.

Мы – не убийцы, мы – не бандиты,

Но когда вы шли в Будапешт в июне,

Мы были крепко в тюрьмах закрыты.

Глухи вы? Слепы? Иль прочно куплены?

Иль языки присохли к гортани?

Мы ведь тоже живые, не куклы мы.

И мы родились не для страданий.

Поднимите ж за нас свой голос, братья!

Пусть прозвучит он правдой и болью.

Юность России, - хочу вам сказать я, -

Ждёт, как и Греция, мира и воли.

Земляки

Когда встречаются этапы

Вдоль по дороге снеговой,

Овчарки рвутся с жалким храпом

И злее бегает конвой.

Мы прямо лезем, словно танки,

Неотвратимо, будто рок.

На нас – бушлаты и ушанки,

Уже, прошедшие свой срок.

И на ходу колоне встречной,

Идущей в свой тюремный дом,

Один вопрос, тот самый вечный,

Сорвавши голос, задаём.

Он прозвучал нестройным гулом

В краю морозной синевы:

«Кто из Смоленска? Кто из Тулы?

Кто из Орла? Кто из Москвы?»

И слышим выкрик деревенский,

И ловим отклик городской,

Что есть и тульский, и смоленский,

Есть из посёлка под Москвой.

Ах, вроде, счастья выше нету –

Сквозь индивелые штыки

Услышать хриплые ответы,

Что есть и будут земляки.

Шагай, этап, быстрее, шибко,

Забыв о собственном конце,

С полублаженною улыбкой

На успокоенном лице.

За гремучую доблесть

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей,

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и песни своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей,

Запихай меня лучше, как шапку в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых костей  в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня ночь, еде течёт Енисей,

И сосна до звезды достаёт,

Потому что - не волк я по крови своей

И меня, только равный убьёт.

Пробуждение

Я не помню, кто отпер засовы –

Нет, не ангел, не ты, не я сам –

Только ветер пустынный и новый

Пробежал по моим волосам.

Выхожу на безлюдные стогны.

Облик города мёртв, как погост.

В этажах затенённые окна

Слепо смотрят на крыши и мост.

И всё тише в предместьях тех дальних,

Всё печальней поют поезда:

Есть укор в их сигналах прощальных,

Удаляющихся навсегда.

Уж метель не засыплет венками,

Не заискрятся пеной ковши:

Будто режущий гранями камень

Кем-то вынут из сонной души.

Ни надежды. Ни страсти. Ни злобы.

Мир вам, годы без гроз и огня!

Здравствуй едкая горечь озноба,

Ранний вестник свинцового дня.

* * *

Из дали лет, почти безбрежной,

Мы обернёмся в этот год,

И он, то солнечный, то снежный,

Как вновь родившись, оживёт.

И вспомним мы про наши встречи –

В сугробе узкие следы,

Про ставни, про сверчка, про свечи

И сумрачную тень беды.

Про робкие шаги начала

Под небом тусклым, как слюда,

Про всё, что незабвенным стало

И не померкнет никогда…

Мы вспомним смесь тоски и счастья,

Хмельную смесь – наш первый тост,

И первый поцелуй в запястье.

И море ночи в пене звёзд.

И наши тайные свиданья,

И слов несказанных тепло,

И холод губ, и глаз сиянье,

И мрак, в котором нам светло…

Христос воскресе!

Как оголодавшая зверушка

К избам пробивается зимою,

Так и я, хворобный побирушка,

К людям жался нищенской сумою.

Обмотавшись рванью полушалка,

Появлялся я в дверном провале,

И просил подать, чего не жалко,

И порою что-то подавали.

А порою матерились в Бога,

И взашей пихали от порога.

Оживал я лишь с приходом Паски,

Как в Сибири Пасху величали.

И тогда стучался без опаски

В избы, что светились куличами.

Как в старинной величальной пьесе,

Я провозглашал  - Христос воскресе!

И меня встречали у порога,

Старого знакомца в свете новом,

И уж, если поминали Бога –

Поминали только добрым словом.

Даже комендант смотрел сквозь пальцы

На меня в пасхальные недели,

И не меньше, чем Христа-страдальца,

Все меня любили и жалели.

Отворяло души, словно двери,

Светлое Христово Воскресенье.

И с тех пор уже я твёрдо верю:

Есть у нас единое спасенье.

И в жестокой современной пьесе

Я гляжу с надеждой в поднебесье;

И произношу: - Народ воскресе!

А с небес – Воистину воскресе!

МУЗА

Гонима совестью незримой,

За чью-то скорбь и тайный грех,

К тебе пришла я, край родимый,

Чтоб полюбить, прощая всех.

В твоих полях, в твоём покое,

В шелковых мхах твоих ланит

От зла и каменного воя

Хотела сердце схоронить.

Хотела бред души неверной

Стряхнуть в безвременной поре,

И за лесной твоей вечерней

Молиться радостной Заре.

Украдкой выгоревать стоны

Под синью звёздного шатра,

И расплеснуться красным звоном

В твои певучие ветра.

Но кто-то дико наглумился

Над сном и сказкой вековой,

И новым перстнем обручился

Всё с той же скорбью полевой.

Опять рад Русью тяготеет

Усобиц княжеский недуг,

Опять татарской былью веет

От расписных, узорных дуг.

И мнится: где-то за горами,

В глуби степей, как и тогда,

Под золочёными шатрами

Пирует ханская орда.

Опять по Волге буйно красен,

Обнявшись с пленною княжной,

В узорных чёлнах Стенька Разин

Гуляет с вольной голытьбой.

И широко по скатам пашен,

Разнесшись в клике боевом,

И днём и ночью грозно пляшут

Огонь и смерть в краю родном.

А по лесам, где пряхи Ночи,

Сплетали звёздной пряжей сны,

Сверкают пламенные очи

И бич глухого Сатаны.

Умолкли песни голубые,

И с травяной твоей спины

Сорвали ризы парчовые

Твои неверные сыны.

И ты исстёганные руки

Возносишь к правде неземной,

И злей смеётся красной муке

И добрый друг, и недруг злой.

Неотвратимо роковое

В тебе гнетёт твоих сынов,

Но чует сердце огневое:

Ты станешь сказкой для веков.

КАЗАК

Ох, горе мне, я ничему не рад, -

Остановился конь, ослеп мой Росинант...

А ночь – темным темна, -

Хоть бездна звёздами полна...

Но скрылась старая Луна,

И стал мой конь, и шут ему не брат...

Ищу мою звезду: вот и моя звезда!

За ней во мрак иду, не ведая – куда?..

А ночь – темным темна,

Хоть бездна неба звёздами полна,

Но скрылась старая Луна...

И кое-как во тьме бреду,

Чтоб не свалился конь в канаву на беду, -

Я Росинанта  - под уздцы веду...

Не подведи, звезда моя,

Совсем с дороги сбился я...

Одна лишь ты ведёшь меня,

Я под уздцы держу коня, -

Терпенье на сердце храня, -

Веди меня, звезда моя...

И вот пронзили тьму ночи –

Звезды хрустальные лучи...

И стало нам во тьме светлей,

Мой Росинант пошёл смелей...

Ну, брат, теперь и ты прозрел,

Спеши, куда нам Бог велел!..        

* * *

Колокол набатный

Для того отлит -

Пробудить Русь спящую,

Всех, кто ныне спит...

И душа отважная

Пусть проснётся вмиг, -

Звоном вас приветствует

Мой набатный стих.

Хватит спать, сограждане,

Вам, желая благ, -

В колокол с отвагою -

Всем звоню в набат!..

Станет пусть защитою,

Мой призывный звон,

Возвестит торжественно

Вам Свободу он...

Духом героическим

Надо овладеть,

Славлю всех величием

Наших вольных дел.

Пробудим Русь спящую,

Всех, кто ныне спит,

Колокол набатный -

Для того отлит!..  

ЭХО

Была ведь у нас Россия -

В берёзовой парусине,

И плыли над золотом нивы -

Души колокольной разливы...

И были сосновые боры,

Серебряные озёра,

И птиц перелётных клины,

Весной ледоходные льдины...

Ведь вправду была Россия,

Где были все, как родные...

Теперь лишь одно утешает, -

Россия ещё большая...

На нивах - берёз парусины, -

Наполнились ветром России;

О нивах погибнувших стонут -

С небес колокольные звоны...

МУЗА

Даже звёзды и те умирают…

Посветила, рассыпалась в прах…

Но осколки разбитого, знаю,

Не исчезнут в болотных мирах.

Там из праха и времени смело,

Мастерством непокорных стихий

Льётся новое звёздное тело,

Как из мысли и крови стихи.

Так летите, стихи, не жалею!

Бейтесь вдребезги, кровью алея!

Через многие тысячи лет,

На земле моей, горем объятой,

На которой, - гостил я когда-то,

Народится свободный поэт.

КАЗАК

Золотыми заплатами

Русь - Россия, заплатана,

Жемчугами усыпана, -

И сума из парчи...

Что б ни с кем тебя, Русь,

Моя песня не спутала,

Чтобы легче с небес

Тебя Бог отличил...

Показал я Отцу

Свою душу залатану:

«Зарубцованы швы, -

Полюбуйся, Отец!..»

Жемчугами из глаз

Сами слёзы закапали,

Как Он снял с голову

Мой терновый венец...

Нет, ни с кем мою Русь -

Моя песня не спутает;

Из Вселенских глубин

Бог её отличил...

Золотыми заплатами

Степь Донская заплатана,

А России сума -

В жемчугах из парчи!..

* * *

Звонят колокола Донские,

Пусть всем напомнит этот звон:

- Сердца сгубили золотые,

И замутили Тихий Дон…

Звонят о тех, кто Русь прославил, -

В станицах в хуторах звонят…

Лети по свету наша память –

Жар-птицей вольною - НАБАТ!..

Эгей! Вы там, кто Русью правит –

На передке, на облучке, -

В рукав не прячьте птицу-память, -

Жар-птице - тесно петь в руке!..